Catsgo.ru

– Давайте, – за всех ответил Чепрятков.

– Отлично. Но надо, чтобы вы выполнили одно условие.

– Выполним условие, правда, черви?

– Тогда слушайте. Этот метод основан на следующем. В некоторых органах человеческого тела очень много кровеносных сосудов. Например, в ушах. Когда человеку стыдно, когда он совершил какой-нибудь нехороший поступок, у него повышается давление. Контролировать это мыслью невозможно, давление все равно повышается. Кровь приливает к ушам, а они краснеют. Только для того, чтобы определить виновника, нужна тишина. Вы должны молчать и слушать.

– Чего слушать-то . – начал Чепрятков, но осекся.

– Слушайте.

Мы стали слушать тишину. Найм смотрел на нас. Вернее, не на нас, а на каждого. И одновременно на всех. Как плакат, призывающий записываться в добровольцы.

Попялившись так минуты три на всех, Найм приступил к персональной обработке. Смотрел уже на каждого, начиная с первой парты.

Почти все не выдерживали и отворачивались. Лара тоже отвернулась.

Выдержал Шнобель. И уши у него не покраснели. Но зря это Шнобель так, надо было быть как все, надо было отвернуться, а не демонстрировать так уж явно свою кристальность и незамутненность. Когда дело дошло до меня, я отвернулся. Найм пополз взглядом дальше.

Чепрятков тоже выдержал и не отвернулся. Гаишные близнецы покраснели не только ушами, а всей головой, а отвернулись заранее. Но поскольку все знали, что близнецы, в общем-то, дураки, подозревать их в нападении на физрука было глупо.

Вера Халиулина не покраснела и не отвернулась – такой человек, как Халиулина, не краснел и не отворачивался никогда, поскольку никогда никого не обманывал.

Найм пошел сверлить по второму кругу. Глаза его резали воздух мощным лазерным прицелом – вполне возможно, обезьянья диета сообщала организму какую-то дополнительную энергетику.

И я вдруг почувствовал, как к голове начинает подкатывать тепло.

Не знаю, что это было. То ли на самом деле военно-полевая психология, то ли просто я сам стал слишком сильно убеждать себя в том, что уши у меня не покраснеют, и они, конечно, покраснели.

Тепло растекалось из шеи, распространялось по затылку и медленно вползало в слуховые анализаторы. Уши краснели, уши пылали. Я даже сделал невольное движение, собираясь потрогать их и как-то остудить своими холодными, как Северный полюс, руками. Класс плавился под взглядом Найма, растекался теплой смолой – видимо, прикладная психология на самом деле являлась эффективным средством.

– Прекратите это! – неожиданно крикнула Мамайкина. – Это Гобзиков сделал, я сама видела, как он к Лицею подкрадывался. Прекратите!

Нервничала. Может, за меня боялась? Может, она догадалась, что это мы со Шнобелем на Автола напали, и теперь опасалась за своего бойфренда?

Но приятно мне от этого почему-то не стало, только уши сильнее нагрелись.

И еще я вдруг заметил, что уши горят не только у меня. Маленькие аккуратные уши Ирины Зайончковской тоже обрели цвет флага Китайской Народной Республики. Не знаю отчего, может, у Зайончковской какие свои скелеты в шкафу были, не знаю.

Это заметил не только я, это заметил и Чепрятков. И Чепрятков отомстил за дезодорант.