Catsgo.ru

— Купите «кадиллак»! Купите «шевроле»! Ой, купите! Ах, купите!

Писатели пишут сценарии об автомобилях, актеры произносят нежные монологи об автомобилях. Можно потерять сознание, упасть в обморок, глядя на всю эту «автомобильную вакханалию». Мне не довелось поговорить в Лос-Анжелосе ни с Френком Лайном, которому приходится тратить свой приятный баритон на песенки «Купите машину», ни с веселым комиком Джеком Бени, который расточает свое остроумие рулям, покрышкам и брезенту «кадиллака», но я говорил с Бобом Доннелли и знаю теперь, почему им приходится это делать.

Американцы гордятся техникой своего телевидения. Линии телевидения связывают города Соединенных Штатов. Но изображение передается частотой в триста двадцать пять строк, что почти в два раза ниже, чем в нашей стране. Экраны в Америке чуть больше экрана нашего «Темпа», но смотреть передачу трудно: изображение расплывчатое, не четкое. Однако все — и достоинство и недостатки техники — сущие пустяки перед тем, что в американском телевидении нет и грана искусства.

Помню, Николай Грибачев остался как-то в номере лос-анжелосского отеля и просмотрел всю вечернюю программу. «Серебряная кошка», естественно, не могла видеть вместе с Грибачевым этой передачи, но она стала «черной кошкой», как только Николай Матвеевич рассказал нам все, что пережил.

— Даже снятый по заказу студии фильм прерывался двенадцать раз в самых острых местах, — говорил Грибачев, — а на экране появлялись автомобили, жевательная резинка, мыло…

— Так тебе и надо! — шутил Софронов. — Зато ты теперь лучший знаток американских автомобилей.

Грибачев заткнул уши и закачал головой: он не мог слышать этого слова. Впрочем, так же, как и мы.

Видно, американцы плохо покупают автомобили, коли так много и громко кричат о их достоинствах кино, радио, телевидение. И как тяжело, должно быть, актерам зарабатывать деньги, играя веселых и щедрых покупателей!

В Фениксе мы встретили людей, которые тоже для зрителей целый день «играют свою жизнь», хотя они давно не живут ею. Ноябрь — месяц выставки штата. На ней отведен уголок, где раскинулся своеобразный экспонат — индейское поселение. В глинобитных мазанках и шалашах женщины-индианки ткут ковры, плетут корзиночки, выделывают кожу; мужчины-старики режут из дерева детские игрушки. Неподалеку от жилья два индейца рисуют на песке замысловатый узор. Оказывается, это священное действие: рисунок по религии индейцев спасает поселение от злой напасти. Они меняют его линии каждые сутки и тем останавливают чудовище, боящееся своеобразной песчаной иконы.

В Фениксе, по распоряжению госдепартамента, нас окружила шестерка старцев и старух, говорящих, правда плохо, по-русски. Они выдавали себя за «страдальцев по земле русской». Так вот один из них, сумрачный матерщинник, в прошлом сибирский купец, головорез, глядя на работающих индейцев, зло процедил:

— Ленивые, страх как ленивые! И зачем только живут на земле?

Бесполезно было вдаваться в споры с этим типом. Мы подошли к старой индианке. Лицо ее, широкое, открытое, прорезанное глубокими следами морщин, не выдавало никаких чувств, как если бы перед женщиной никто не стоял.